Pere Callahan

He wasn’t as old as the Manni elder, nor nearly so old as Tian’s Gran-pere (who claimed to be the oldest person not only here but in Calla Lockwood to the south), and yet he seemed somehow older than both. Older than the ages. Some of this no doubt had to do with the haunted eyes that looked out at the world from below the scar on his forehead (Zalia claimed it had been self-inflicted). More had to do with the sound of him. Although he had been here enough years to build his strange Man Jesus church and convert half the Calla to his way of spiritual thinking, not even a stranger would have been fooled into believing Pere Callahan was from here. His alienness was in his flat and nasal speech and in the often obscure slang he used (“street-jive,” he called it). He had undoubtedly come from one of those other worlds the Manni were always babbling about, although he never spoke of it and Calla Bryn Sturgis was now his home. He had the sort of dry and unquestionable authority that made it difficult to dispute his right to speak, with or without the feather. — Не такой старый, как старейшина Мэнни, гораздо моложе дедушки Тиана (который заявлял, что старше его никого нет от Кэллы Локвуд до самого юга), и, однако, он казался старше их обоих. Старше вечности. За это говорили и его глаза, смотревшие на мир из-под шрама на лбу (Залия утверждала, что он сам вырезал этот крест), в которых читалась мудрость веков, и, даже в большей степени, его голос. Хотя он прожил в Кэлле достаточно долго, чтобы построить церковь своему странному Человеку-Иисусу и обратить в свою веру половину жителей, даже незнакомец никогда бы не принял Пера Кэллахэна за местного. Его инородность проявлялась и в произношении, и во многих словах, которые до него в Кэлле никто не слышал (“уличный жаргон”, как он их называл), а знакомые слова обретали в его устах новый смысл. Не вызывало никаких сомнений, он пришел из одного из других миров, о существовании которых постоянно твердили Мэнни, пусть сам никогда об этом не рассказывал, а Кэлла Брин Стурджис давно уже стала ему домом. И безоговорочное уважение, которым он пользовался, давало ему полное право говорить, когда у него возникало такое желание. И едва ли кто мог оспорить это право, с перышком или без. (ТБ 5)

Gran-pere sat in his corner chair by the dead fire, head bent over, dozing and drizzling from his folded, toothless mouth. — Дедушка сидел в кресле у потушенного камина, спал, склонив голову набок, из беззубого рта вытекала на подбородок струйка слюны. (ТБ 5)

Younger than Tian’s Gran-pere he might be, but Pere Callahan was still the Old Fella. — Пусть и моложе дедушки Тиана, Пер Кэллахэн все равно был Стариком. (ТБ 5)

“Thankee, Pere,” Tian said evenly. — Спасибо, Отец, – ровным голосом произнёс Тиан. (ТБ 5)

To stand commala is to stand belly-to-belly, a slang term meaning “to share secrets.” — Держать каммалу – сленговое выражение, означающее делиться секретами. (ТБ 5)

Susannah, clearly impatient: Are you going to stand there commala-moon all day? Turn it inside out! And tuck it into your jeans this time. — Ты так и собираешся стоять и глазеть на луну целый день? Выверни её наизнанку! И на этот раз заправь в джинсы! (DT 6, sz. 10, 8)

One of the meanings—it would surely be in the top ten—is that which Pere Callahan defined as schmoozing. — Одно из значений, наверняка занимающее место в первой десятке, то самое, которое отец Каллагэн определил как шмузинг. (ТБ 5)